Будущая Ева [Ева будущего] - Огюст де Лиль-Адан

— О, докажите мне это! — воскликнул лорд Эвальд. — И тогда, может быть…

— Докажу — и немедленно. Вы сами сказали, — продолжал Эдисон, — существо, которое вы любите в этой живой женщине и которое одно только является для вас РЕАЛЬНЫМ, не имеет ничего общего с истинной сущностью этой случайной прохожей, встретившейся вам на жизненном пути, а является лишь порождением вашего Желания, вашей Мечты.

Той, которую вы любите в ней, не существует, больше того, вы прекрасно знаете, что ее не существует. Ибо вы ведь не являетесь ни жертвой ее обмана, ни жертвой собственного заблуждения.

Вы сознательно закрываете глаза, глаза своего разума, вы заглушаете в себе его трезвый обличающий голос, лишь бы видеть в своей возлюбленной желанный, призываемый вами фантом. Следовательно, то, что вы считаете подлинной Алисией, есть лишь Иллюзия, рожденная лицезрением ее красоты, словно молнией пронзившей некогда все ваше существо. Именно в эту Иллюзию пытаетесь вы во что бы то ни стало ВДОХНУТЬ ЖИЗНЬ, находясь рядом с вашей «избранницей», вопреки беспрерывному чувству разочарования, в которое на каждом шагу ввергает вас убийственное, оскорбительное, изнуряющее ничтожество реальной мисс Алисии. И любите вы одну лишь теш, — это из-за нее вы хотите умереть. Только ее, эту тень, признаете вы безусловно РЕАЛЬНОЙ! Именно это видение, материализующееся в вашем сознании, вы постоянно призываете, мысленно видите, создаете в живой вашей любовнице, и призрак этот есть не что иное, как собственная ваша раздвоившаяся в нем душа. Да, вот что такое ваша любовь. Как видите, она представляет собой непрерывную и всегда бесплодную попытку заменить сущее воображаемым.

Между собеседниками вновь воцарилось молчание.

— Так вот, — вновь заговорил Эдисон, — поскольку можно считать доказанным, что уже и сейчас вы живете лишь с Тенью, которой столь пылко и столь бесплодно приписываете реальное существование, я и предлагаю вам попытаться проделать опыт с той же тенью, воображенной вами, но только внешне обретшей реальность. Одна иллюзия вместо другой, только и всего. Существование этого гибридного создания, которое зовут Гадали, зависит от волеизъявления того, кто ДЕРЗНЕТ поверить в ее реальность, уделите ей немного самого себя. Укрепите в ней частицу той живой веры, в конце концов весьма относительной, с помощью которой вы поддерживаете в себе те иллюзии, что вас окружают. Вдохните жизнь в прекрасное это чело! И вы увидите, как оживет, как обретет цельность, как воплотится в этой Тени та самая Алисия, которую вы призываете. Попытайтесь же, если слова мои способны внушить вам хоть крупицу надежды! А тогда вы уж сами рассудите, какая из этих двух женщин-призраков более достойна называться человеком — эта, искусственная, которая пробудит в вас угасшую жажду жизни, или живая, чья пресловутая жалкая «реальность» ничего не способна была внушить вам, кроме жажды смерти!

Лорд Эвальд внимательно слушал его.

— Бесспорно, рассуждения ваши весьма глубоки и кажутся даже убедительными, — произнес он с улыбкой после некоторого раздумья, — но мне кажется, я всегда буду чувствовать себя очень уж одиноким в обществе вашей бесчувственной Евы.

— Куда менее одиноким, чем с ее оригиналом, ведь это уже доказано! К тому же, милорд, виноваты в этом случае будете только вы, а не она. Нужно же почувствовать себя Богом, черт возьми, когда ОСМЕЛИВАЕШЬСЯ ВОЗЖЕЛАТЬ того, о чем идет у нас речь! И потом, — прибавил он дрогнувшим голосом, — вы, я полагаю, даже не представляете себе новизну тех ощущений, которые испытаете во время первой своей прогулки по саду с андреидой Алисией, когда она будет идти рядом с вами, защищаясь зонтиком от солнечных лучей, точь-в-точь как это делала бы живая… Вы недоверчиво улыбаетесь? Вы уверены, что ваши чувства, особенно после моего предупреждения, тотчас же обнаружат эту подмену «природы»? Вот что: нет ли у мисс Алисии ньюфаундленда или борзой? Может быть, вас сопровождает в ваших путешествиях какая-нибудь из ваших любимых охотничьих собак?

— Вы правы, нас сопровождает мой верный Дарк — черный пойнтер.

— Прекрасно, — сказал Эдисон, — эта порода собак отличается. таким острым нюхом, что всякое живое существо своей, так сказать, эманацией отпечатывается на нервном центре из семи или восьми ядер, которыми располагает их орган обоняния. Давайте держать пари, что, если эту собаку, которая узнала бы свою хозяйку в полной темноте среди тысячи чужих людей, подвести (предварительно на неделю разлучив ее с вами обоими) к Гадали, преображенную в живую Алисию, животное, поддавшись Иллюзии, радостно бросится на ее зов, признав ее по запаху платья. И более того, если поставить перед ней рядом Тень и Реальность, она, уверяю вас, в испуге облает Реальность и станет повиноваться одной только Тени.

— Нe слишком ли вы в себе уверены? — растерянно пробормотал лорд Эвальд.

— Я обещаю лишь то, что способен выполнить; такой эксперимент уже был однажды проведен — факт этот подтвержден физиологической наукой. Ergo[12], если я способен до такой степени ввести в заблуждение органы чувств обыкновенного животного (во много раз, как известно, превосходящие по остроте наши восприятия), неужто не посмею я усыпить бдительность человеческих чувств?

Лорд Эвальд невольно улыбнулся этому замысловатому ходу доказательств изобретателя.

— К тому же, — закончил Эдисон, — хотя в Гадали и много таинственного, к ней следует все же относиться с известной долей трезвости, ведь она будет заряжена Электричеством лишь немногим больше, чем ее модель, только и вся разница.

— Что? Как ее модель?

— Разумеется, — ответил Эдисон. — Разве никогда не случалось вам в грозовый день восторгаться красивой молодой женщиной, когда в затемненной комнате за опущенными занавесками она расчесывает волосы перед большим голубоватым зеркалом? Искры сыпятся из ее волос и поблескивают на концах зубьев черепахового гребня, подобные тем бриллиантам, что сверкают темной звездной ночью в набегающих на берег морских волнах. Гадали даст вам возможность увидеть это зрелище, если вы еще не налюбовались им, глядя на мисс Алисию. В брюнетках очень много электричества. Ну так как, вы согласны? Попробуем прибегнуть к помощи Перевоплощения, милорд? — спросил Эдисон через минуту. — Протянув вам свой бессмертник, сделанный из чистейшего золота, Гадали предлагает вам легкой печалью увековечить вашу потерпевшую крушение любовь.

Молча и настороженно смотрели они друг на друга — лорд Эвальд и неукротимый его собеседник.

— Согласитесь, это самое невероятное и страшное предложение, которое когда-либо было сделано впавшему в отчаяние смертному, — прошептал молодой человек, словно говоря с самим собой. — А вместе с тем мне почему-то невероятно трудно отнестись к нему серьезно.

— Это пройдет! — сказал Эдисон. — Об этом позаботится Гадали.

— Всякий другой мужчина на моем месте из одного любопытства тотчас же согласился бы получить в свое распоряжение такой экземпляр женщины!

— Поэтому я и не предлагал бы этого первому встречному, — улыбнувшись, ответил Эдисон. — Ибо мне, право, было бы жаль, если бы формулой моего изобретения — захоти я принести его в дар человечеству — стали пользоваться бесчестные люди ради неблаговидных целей.

— Послушайте, — сказал лорд Эвальд, — этот разговор в данных обстоятельствах начинает звучать каким-то кощунством… Но будет ли возможность все же прервать этот эксперимент в ходе его свершения?

— О, разумеется, и даже после того как творение будет полностью закончено, ведь вы всегда сможете сломать его, уничтожить, утопить, если вам будет угодно, и для этого не понадобится даже устраивать всемирного потопа.

— В самом деле, — произнес лорд Эвальд в глубокой задумчивости, — но, мне кажется, тогда это будет уже нечто другое,

— Поэтому я вовсе и не настаиваю на вашем согласии. Вы страдаете тяжким недугом; я рассказываю вам о целительном средстве. Средство это может подействовать благотворно, а может оказаться и гибельным. Так что вы тысячу раз вольны от него отказаться.

Лорд Эвальд чувствовал в себе все более растущую тревогу, и тем большую, что сам он не мог определить ее причину.

— О, что касается опасности… — сказал он.

— Будь она только физической, я сказал бы вам: соглашайтесь!

— Так, значит, опасность угрожает моему разуму?

С минуту оба молчали.

— Милорд, — сказал Эдисон, — вы, без сомнения, один из самых благородных людей, каких мне приходилось когда-либо встречать на земле. Несчастливая ваша звезда вознесла вас в мир любви, но все ваши мечты были низвергнуты с его высот с поломанными крыльями, были отравлены тлетворным дыханием женщины, которая принесла вам лишь разочарования и несоответствием души и тела вновь и вновь воскрешает в вас жгучую тоску, неминуемо влекущую вас к смерти. Да, вы один из тех последних великомучеников разочарования, которые считают невозможным для себя пережить такого рода испытания, несмотря на то что множество окружающих вас людей находят в себе силы бороться с болезнью, нуждой и любовью. Боль первого же пережитого вами разочарования была столь велика, что вы сочли себя отныне свободным от каких бы то ни было обязательств перед своими ближними, ибо презираете их за то, что они продолжают жить, смиряясь с горестными превратностями своей судьбы. И сплин набросил на ваши мысли свой темный саван, и теперь сей суровый советчик нашептывает вам речи о добровольной смерти. О, вы дошли до крайности. Дело теперь идет лишь о нескольких часах промедления — вы ясно заявили мне об этом. Так что выход из переживаемого вами кризиса уже не вызывает сомнений. Вы перешагнете этот порог, и это верная смерть: она неминуема, вы пропитаны ее дыханием.